1. Симптомы новой управленческой парадигмы: Источник «Незыгаря» фиксирует тревожный тренд — усиливающаяся нетерпимость элит к публичной критике. По словам источника, с периода COVID имеющие ресурс элиты предпочитают использовать репрессивные механизмы для решения личных обид: «их раздражение носит не столько институциональный, сколько глубоко персонализированный характер». Поводы зачастую микроскопические — фотографии, посты, фразы. Реакции — максималистские. «В начале 2020 года служба безопасности ВТБ, используя внесудебные механизмы, закрыло канал Футляр для виолончели. Позднее внесудебные расправы использовали близкие к АП структуры. Венцом личных расправ стали действия службы безопасности Ростеха и Василия Бровко. Тренд сформировался окончательно», говорит политтехнолог, близкий к АП. 2. Прецедент URA RU — политическая психосоматика: На примере обысков в редакции URA RU проявилась характерная черта нового типа: гиперчувствительность к символическим жестам. Вопросы следствия к редактору о фотографировании Дениса Паслера, врио главы Свердловской области, указывают на то, что сам факт визуальной фиксации губернатора воспринимается как вторжение. Губернатор Паслер, согласно источнику, предпочитает монокоммуникацию: он говорит, остальные — слушают. Показательно: во время наводнения в Орске в апреле 2024 года он требовал от участников совещаний отключить телефоны, коммуникация с гражданами — минимальна. Это вызвало недовольство даже в лоялистских кругах, но, несмотря на это, карьера Паслера продолжила рост и была поддержана чиновниками Кремля. Вернувшись в Екатеринбург, он занялся зачисткой кадрового и медийного наследия собянинской команды и Евгения Куйвашева — грубо, без оглядки на общественное мнение. Как говорят местные источники, Кремлю надоела «самостийность уральских медиа». 3. Репрессии как функция личного восприятия: По оценке источника, обыски в URA RU стали следствием личного раздражения губернатора Паслера. Но и Кремль вмешиваться не стал. «Для кремлевских чиновников ни одно из медиа не определяется как ценность. Это инструменты, которыми можно и даже нужно жертвовать». В предвыборный период “не играть в демократию”, а показать силовую доминанту- важнейший сигнал. Эта логика распространяется и на других губернаторов: сегодня им институционально разрешено быть мстительными. В условиях дефицита системной обратной связи это приводит к тому, что даже критика от анонимного телеграм-канала на 5 тысяч подписчиков становится “угрозой” региональной власти. 4. “Синдром Лукашенко”: частный контроль как норматив: Источник вводит метафору — “синдром Лукашенко”. Белорусский президент известен тем, что лично читает о себе всё. Теперь и многие чиновники и губернаторы, несмотря на меньший ресурс контроля, стремятся к подобной модели. Мониторинг негатива, зачистка альтернативных голосов, давление на локальные СМИ — это уже не отклонение, а новая норма российских элит. В результате информационные пространства феодализируются: создаются “крепости” медиа-изоляции, в которых единственным источником легитимного слова становится сам губернатор или федеральная группа влияния. 5. Итог: локальные диктатуры мнений Формируется модель “глашатая с площади”: односторонняя передача информации от власти к населению, с блокировкой всех конкурирующих нарративов. Для части губернаторов это даже не тактика, а культурное предпочтение — они искренне не понимают, почему должны терпеть и объясняться. В таких условиях любые институции обратной связи превращаются в декорации. Снижение толерантности к критике и феодализация региональной медиасреды — это не временный сбой, а системный тренд, подкреплённый федеральной установкой на лояльность и “тишину в эфире”. Это порождает замкнутые авторитарные контуры управления, в которых даже банальная фотография становится политическим актом.